
С.Н. ,услышав как я описала процесс своего программизма с видением листинга как стихотворную рубленую запись стихов Маяковского или Хлебникова расцвеченную красками служебных слов языка программирования, с чувством ошибки в коде без вчитывания и без точек остановп лишь по графике строк как в стихе, пришел к выводу, что у меня редкая у взрослых эйдетическая память и синестезия. Мне в 90х до клинической смерти не только снился прокручиваемый листинг с красными линиями точек останова и заходом в вызываемые методы, не только во сне я так находила настоящие ошибки в коде, но и по дороге с работы в метро, дома за ужином перед глазами прокручивались цветные листинги. Я могла изначально с университета создавать в памяти без бумаги в голове работающий текст программы экрана на три-четыре, улучшала, сокращала и записывала готовый код.
После клинической смерти я стала другой. Я сидела за монитором с младенцем на коленях, писала компоненты, работающие с базами данных, с мултимедиа, отвечала на заковыристые вопросы в программистских форумах, но прежней легкости и быстроты соображения, воображения не было. Прав ли был доктор Г.С.Шмаков спросив о моих планах на жизнь в палате в перинатальном центре, и указав мне на путь науки материнства:"Вот теперь твоя наука! Учись сцеживать, пеленать... " Молчание. "Ты слышала что-нибудь про Ландау?" -"Шеф мужа сдавал академику Ландау экзамен в большой физической аудитории"-"Ты знаешь, что случилось с Ландау?" - "Да. Тоже, что с моей мамой, только он попал в аварию и у него речь не пострадала как у мамы". Молчание.
Я не только математикой не смогла заниматься, но программизм стал вызывать странную тревогу, напряженность. После того падения профессора Шмакова во время моего звонка с известием, что муж уехал без меня работать в Америку, оставив меня с детьми и стариками, я помню головокружение, темноту в глазах, онемение конечностей, тошноту. С тех пор я написала совсем немного кода и мне было неприятно даже открывать окно для программизма. Что-то там случилось в промежутке или раньше, или был флэшбек без выстраивания хронологии.
Есть куски памяти не имеющие отношения к моей семейной истории, к моей личной жизни. Странная попытка ареста на трамвайной остановке предыдущей до нашей у дома мужа. Красные корочки под нос, меня спрашивают "Вы такая-то", я подтверждаю и мне заявляют "Вы арестованы. Вы обвиняетесь в государственной измене. Понятые!", крик молодого человека сидевшего на скамейке на остановке "Гады, что вы делаете?! Беги, девушка, беги!", тело моё обмякло, я упала, чьи-то руки роются в карманах моего пальто ... или шубы ... боль в разбитом затылке, холод, кровь и грязь на носовом платке, сумерки, голые черные ветви, зажигающиеся огни... Я не могу объяснить что это было . Я работала с чувствительной информацией как программист и математик в частных и гос компаниях (софт для банка и сырьевой компании, для компании в аэронавигации, штаб политика).
Моя этика тогда позволяла мне выносить и использовать мой код, взламывать базы, продавать структуру ядра системы, что делало её уязвимой. Время было такое и я была молода. Кто пытался меня арестовать ? Служба охраны частной компании ? Настоящие люди из ФСБ ? Не знаю и не помню.
Муж помнит, что я пришла однажды с разбитым затылком и рассказала о попытке ареста. Перед увольнением недели за две-три у меня на работе смущенный админ отключил интернет, это было перед самым дефолтом 1998. Я ушла из той компании с пачками рублевых и долларовых купюр, но мне не позволили взять ни клочка бумаги, ни скачать мои принесенные к ним файлы. Я вынесла от них много до того, много перекачала на университетские сервера, много было их хозяйства на одном из хард дисков у меня дома, были их сиди диски отданные мне архитектором-предшественником. Спустя полгода-год был застрелен в офисе совладелец той компании.
Это почти всё, что осталось после той клинической смерти. Никуда не встраиваемый кусок пазла.
Ребенок уже ходил, говорил, возможно муж уже был в США, как я придя с прогулки обнаружила в нашей комнате некоторый беспорядок: вываленные на пол у компа книги по программизму, диски без коробок и конвертов, непогашенный свет под кроватью в компьютерном уголке. Я подумала на ребенкины шалости, на свою невнимательность, но заметила незапертую дверь балкона, услышала движение совсем рядом на улице или балконе... Кто это был ? Домушник? Обыск?
Дальше короткий период неясных ахронологичных флэшбеков из совсем другого периода и другой жизни. Прошло почти две декады с тех пор, даже если я как программист с допуском накосячила в чем-то, то срок давности прошел, можно забыть даже если бы четко помнила и понимала что случилось. После клинической смерти я не помнила ни-че-го, а после отравления отцом летом 2006 точно помню как не могла вспомнить код дверного замка, логин и пасворд а компьютере, пасворд на почте и так не вспомнила никогда ничего.
Я почему-то всё равно боюсь программизма, и именно на Дэлфи. Старые мои программерские книжки вызывают умиление, но страх, тревогу непонятную. Какое-то там ощущается и помнится чувство опасности как про С.Н., белые лилии, отца, но опасности московской, не связанной с той семейной историей, чувство опасности продолжающейся, не закончившейся. Вероятно, мне лучше в эту сторону не копать и не думать, не вспоминать, ничего не искать. Хозяева у той компании серьезные, им что череп раскроить, или еще что посерьезнее.
Амнезия у меня. Меньше знаешь - спокойнее спишь.