Чудные воспоминания о юности

[go_away_ira]

Из письма Гарина-Михайловского сыну про беспорядки 1905 года, передачу денег Горькому на партию большевиков. "Пусть пойдет к Горькому от моего имени и спросит его, что ему делать в с.-д. партии," - советует своему сыну.  Кругом бардак, инженерные работы встали, того гляди всех интелей поубивают, а писатель-инженер передает деньги большевикам на революцию. Своим детям - хоть крысиный яд, но Субботиныхз за что? страну за что так?

Леня и Дюся - это Алексей Михайлович Субботин и его жена Надежда Субботина-Михайловская.

24 декабря 1905 г.

Дорогая Надюрка!

Пишу тебе с оказией. Все жду окончания забастовки, но это может оказаться и очень продолжительным еще. Как-то и просвета не видно. Тяжелое впечатление анархии. Особенно здесь нам, отрезанным, уныло. Кругом волнующееся море запасных, людей темных, обиженных, которых можно подвигнуть на все. Провокаторы и молодые агитаторы, не желающие учитывать последствий, с закрытыми глазами рвутся вперед. Если запасные поднимутся, и от нас, интеллигенции, и от железной дороги ничего не останется. Много и черносотенцев, и все время проходит в ожидании взрыва.

Дело мое, благодаря стачкам, забастовкам, нежеланию работать, идет отвратительно. При таких стихийных невзгодах, какие переживаем мы, нельзя ни по каким ценам работать.

Не знаю, передали ли тебе Леня и Дюся, чтоб до получения подтверждения ты не расходовала денег. Если передали и ты благоразумно ждешь подтверждения, то вот оно: умоляю тебя никому ничего пока не плати, переведи в иностранную валюту и жди дальнейшего.

Во всяком случае, я в рядах передовых. Я выбран в Харбинский комитет и принимаю деятельное участие в строго с.-д. духе,-- без насилий и жертв, но всегда впереди и выводя легальными способами все махинации противной партии.

Очень интересно попался на следующую удочку старый режим. Я написал в газеты воззвание к г. Линевичу, чтобы он опросил армию по поводу Ман<ифеста> 17 ок<тября>. И они назначили на 2-е дек<абря> митинг офицеров, подтасовав и надеясь, что пройдут их мнения. Из моей же партии Панской и Бутузов искусно сорвали заседание, и в конце концов высказались все за Ман<ифест> 17 ок<тября> и за то, что стрелять в толпу не будут.

Сережу и Гарю целую и благословляю на благородную работу, о которой, если живы останутся, всегда будет радостно вспоминать. И какие это чудные будут воспоминания на заре их юности: свежие, сильные, сочные.

Сегодня сочельник, и у нас готовят елку: жалкую и обглоданную.

Вспоминаю вас, всех моих дорогих. На елку истрать все, что писал. Дай Нине, но больше никому. Крепко, крепко целую (и целую их в уме): Лену, Дюсю, Сережу, Борю, Гарю, Катюшу, Верушу, Темочку, Адочку, Локочку, Лялиньку, всех сестер, всех братьев, всех племянниц и племянников.

Сережу Слободзинского обнимаю и целую. Привет ему и Гаре!

Привет защитнику вдов и сирот и брата Миши -- нашему Сереже.

Пусть пойдет к Горькому от моего имени и спросит его, что ему делать в с.-д. партии.

Крепко целую тебя.

Твой Ника.

За детей не бойся. Мы живем в такое смутное время, вопрос не в том, сколько прожить, а как прожить.